КОРОЛЕВА СВЕТСКИХ РАУТОВ И МОЯ МАМА

---

Natalia Dolohova  |  Наталья Долохова
"Дешево только то, что носишь без чувства уверенности в себе"

чистокровна, 81 год, светская леди, публицист | Carmen Dell'Orefice

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Мадам Долохова - само воплощение грации, изящества, и поразительной женственности вкупе с острым умом и не менее острым пером, которым она проколола не одну раздутую пустышку в магическом обществе Пятой Французской Республики. Уже много лет - десятилетий! - Наталья Николаевна блистает на показах в высшем свете и на страницах журналов, где в свойственной ей манере высказывает свое мнение о современном обществе, рекомендует ювелирные мастерские и дает дамам ценные рекомендации о вечерних туалетах для актуального сезона. Глядя на мадам Долохову, на ее бесстрашие и непреодолимое для многих очарование, никто и никогда не мог бы подумать, что далеко не всегда ее жизнь и отношение к ней были такими легкими, как это представляется на первый взгляд. И никто, конечно, не догадался бы о том, что за изящной улыбкой и безупречным флером хранится столько тяжелых воспоминаний, сколько многие и представить себе не могут.

Наталья Николаевна родилась в Москве в 1903-ем. Ее отец, граф и тогдашний градоначальник, вместе с семьей покинул Россию сразу после февральской революции, не имея никакого желания иметь дела с новым правительством, которое называл сбродом. Выросла и расцвела Наташа Шувалова уже в эмиграции, в Париже. Им было несколько проще, чем многим другим - тем, кто выдавал себя за потомков знатных родов, будучи на самом деле выходцами из народа. Деньги, связи - все это осталось и все было настоящим. И тем не менее, жизнь в эмиграции, в чужой стране - это совсем не просто.
В 1920-ом семнадцатилетняя Наталья познакомилась с Павлом Долоховым, статным молодым человеком, который служил в Министерстве Магии и покорил ее своими ухаживаниями. Через год, с согласия отца, она вышла за него замуж.
В следующем году родился первенец - Антонин. В двадцать восьмом - дочь, Катерина.
Почти все время до начала восстания Гриндевальда Павел Андреевич служил дипломатом, и потому вынужден был периодически менять место обитания. Они жили, растили детей и любили друг друга в Париже, Варшаве, Вене, Праге, Берлине, Мадриде.
Только в 1939-ом, незадолго до первых вспышек смертельных заклятий и орудийных выстрелов, Долоховы вернулись в Париж, где купили отличный особняк на площади Мадлен.
Павел Андреевич погиб в сорок третьем - покушение у посольства в Берлине. Антонин, который к тому времени уже закончил Шармбатон и два года служил в Министерстве, сменил отца на военном поприще и взял на себя ответственность за семью. Им угрожали: подбрасывали гадкие письма, рисовали на изгороди красные маки и несколько раз пытались даже убить. Именно тогда Антонин впервые применил непростительное проклятие на живого человека.
Когда война закончилась, сын вернулся с нее совсем другим. Он меньше улыбался, больше молчал, с каким-то остервенением взялся за работу, словно пытаясь забыться. Дело пошло в гору, занятие антиквариатом и искусством приносило отличный доход. Катерина вышла замуж за посла Великобритании во Франции, видного английского аристократа из хорошей семьи.
Посоветовавшись, Наталья с сыном решили купить отдельный особняк, в который она могла бы съехать. Дом на площади Мадлен нередко использовался для собраний радикально-настроенных представителей французской элиты. Выбор мадам Долоховой пал на Фонтенбло.
В 1967-ом погибла Катерина, их с мужем убили грязнокровки. Двое детей, мальчик и девочка, стали сиротами. В который уже раз Наталья надела на себя черное.

А потом... потом опять война, но на этот раз по крайней мере не во Франции. Однако, Антонин не скрывал от матери, что занимает один из ведущих постов в новом сопротивлении.
В конце 1981-го его бросили в Азкабан, осудив на пожизненный срок.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

Мама, ради тебя я готов поступиться всем, к чему так стремится душа, но только не проси меня забыть о мести. Они слишком многое нам должны, чтобы я мог опустить руки. Ведь ты помнишь, как погиб отец. Как они пытались убить тебя. Как погибла Катерина.

Клятвенно обещаю занять игрой, да и твои внуки тебя ни в коем случае не бросят. Идей для развития мадам Долоховой как персонажа в новейшей истории - масса. Для начала, ты могла бы устроить переполох во Франции и заставить наших чистокровных коллег как следует подумать о будущем страны.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

@Wanderer_C, ЛС

---

Пример поста автора

Антонин отпил немного пива из высокой глиняной кружки и накрыл ее серебряной крышкой. Взял кусок сыра с широкой тарелки, откинулся на спинку стула. Посмотрел на танцующую посреди двора Бель.
— Похожа-то на Катерину, — произнес пан Ледечко, — Словно она сама и есть.
— Наша кровь сильнее.
Разговор шел на русском.
— Долго ей еще учиться?
— Последний год. В Англии недолго учат, — Антонин вынул из кармана портсигар и закурил, сверкнув искрами, — А потом все равно опять учись. В Министерстве или еще где...
Ледечко махнул рукой, соглашаясь с критикой старого знакомого.
— А ты сам чего? Насовсем туда уехал?
— Брось. На выходные я возвращаюсь в Париж, — усмехнулся мужчина, большим пальцем нажав на крышку и выпив еще несколько глотков из кружки, — В Англии... не буду зря воздух сотрясать, скоро сам увидишь. Прочтешь в газетах.
Пан Ледечко замолчал. Пожевал губами, отпил пива и заел его сыром. Помолчал еще немного. А потом спросил наконец:
— Опять что ли война, Антонин?
Долохов безмолвно кивнул.

Прага встретила своих гостей неуловимым очарованием и поистине квинтэссенцией колорита Восточной Европы. Культуры всех близлежащих стран здесь переплетались в единое льняное полотно, из которого потом шили — нет, даже не шили, но просто кроили — яркие цветастые платки с древними орнаментами, и платки эти следом раздавали всем без исключения пражанкам, чтобы те, лепеча на всех славянских языках сразу, бойко торговали на Староместской площади.
Да и не только по-славянски здесь говорили — Прага, как бывшая столица старой Империи, взяла в себя и много немецкого. В дорогих лавках хозяева говорили по-итальянски, а в речном порту на Влтаве слышался голландский гомон: он доносился от речных барж, чьи шкиперы каким-то чудом и морским чертом сумели провести в Прагу свои длинные узкие суденышки.
Антонин и Бельвина остановились в доме Янека Ледечко — старого знакомого Павла Андреевича, деда Бель по матери и отца Антонина. До того, как в России случился переворот, пан Ледечко служил в Петербурге, был коллегой Долохова-старшего. После крушения поезда, который назывался Российской Империей, он отказался сотрудничать с новой властью и вернулся в родной город. Однако, век двадцатый оказался весьма богат на события — и он, кстати, еще не закончился — потому, за все время с семнадцатого года, пан Ледечко успел побывать подданым венского императора, гражданином независимой Чехословакии, нежелательным элементом в Германии, и потом вновь стать чехом, но уже под эгидой Советского Союза, что накрыл своей тенью добрую половину послевоенной Европы. Надо было полагать, что столь тернистый жизненный путь закалил умудренного опытом Янека Ледечко. И все же, доселе никто не отнимал у него книги — его главный предмет обожания, большой любви и страсти.
Как раз-таки легендарная библиотека пана Ледечко и сыграла далеко не последнюю роль в том, насколько сильно Прага понравилась Бельвине. Антонин исподволь наблюдал за ней и видел, что старый город в самом сердце Европы захватил девушку, закружил ее в своих руках так же, как тот молодой парень посреди двора. Для нее, верно, в диковину было это смешение цветов и запахов, которыми наполнены узкие пражские улочки и стремительные лестницы между ними, что пролетами разрезали холмы и соединяли городские артерии. Особенно — после Великобритании. И холодной Шотландии, где, по мнению Антонина, пахнет только рыбой и овечьей шерстью.
А радовать Бель Долохову нравилось. То ли он вспоминал Катерину, свою единственную и любимую младшую сестру; то ли хотел хоть немного согреть несчастное дитя, трагически потерявшее своих родителей. То ли просто любил смотреть на нее и поражаться, откуда в человеке может взяться столько энергии и внутреннего огня, который в очищающем пламени своем испепеляет все странное, лишнее, ненужное, освобождая место для простых и изысканных радостей жизни. Может быть, это сам он наоборот хотел подчерпнуть тепла от нее, согреться от пламени несколько наивной юношеской жизни и вспомнить на некоторое время отголоски себя — того самого Антонина Долохова, что должен был погибнуть во Фландрии, но каким-то чудом, какой-то превратностью старушки судьбы остался жив.
Или нет?
Потому он смело и твердо толкал ее вперед, навстречу новым ощущениям и эмоциям, может быть иной раз и вопреки желаниям другого ее дяди, британского аристократа. Из неосознанного эгоизма он покупал ей украшения, и когда ее переполняла радость от владения древним серебром — он тоже испытывал радость, пусть хоть немного, но зато какую искреннюю. Потому и купил впридачу это кольцо, пока сам высматривал для себя антикварную бронзу, покрытую благородной патиной.

Вечером, когда на Прагу уже опустились ранние августовские сумерки, Антонин отправился на поиски Бель. Он хотел сообщить ей, что ее письмо из школы — там, должно быть, список необходимых учебников и ингридиентов для зелий — нашло ее даже здесь. На конверте изумрудными чернилами было аккуратно выведено: «Бельвина Эйвери. Виноградная улица, 16. Прага, Чехословакия». Настолько обстоятельный подход к делу Антонину нравился.
Но где искать Бель, если ее нигде нет?
Ответ на этот вопрос весьма прост для всякого, кто хоть немного знаком с этой девушкой; в библиотеке, конечно.
Мужчина неслышно открыл дверь и вошел в зал, который для пана Ледечко был во сто крат священнее, чем целая тысяча соборов святого Витта. Тихо он направился вдоль стеллажей, заметив неверный свет за поворотом. Вышел к нему, осторожно ступая — чтобы ни одна половица не скрипнула — заглянул в древний фолиант на столе через голову девушки. И она тотчас обернулась, когда тень Антонина упала на строки.
— Если где и искать, так только здесь, — по-французски ответил мужчина, выкладывая на стол письмо из Хогвартса, — Это тебе. Доставлено четверть часа назад.
А сам вновь заглянул в книгу, прошелся взглядом наискосок, оценивая содержание. Перевел взгляд на кольцо, лежащее рядом на широкой столешнице.
— Ищущий всегда находит, это правда. Если то, что он ищет, на самом деле существует, — Долохов улыбнулся, и закатал вдруг правый рукав мантии, показав неброскую и старую татуировку на предплечье, — Посмотри-ка, Бель. Палочка, мантия, камень. Иногда поиски — это и есть цель.
Он взял в руки кольцо и внимательно посмотрел на девушку, заглянул в ее глаза, пытаясь отыскать там эмоции. Коснулся двумя пальцами камня. Тихо, с придыханием, попробовал прокрутить его в одну сторону, потом в другую. И тотчас же вернул кольцо на место.
— Как видишь, мои поиски все еще продолжаются, — добавил он, а затем вскинул голову и прищурился, — Хочешь, покажу тебе место, откуда они начались?

Вечер уже вступил в свои права. Следы закатного солнца остались только на каменных шпилях высоких соборов, куда их поместили умелые и вольномыслящие зодчие прошлых веков. В Праге стало тише, а уж в кладбищенском саду на окраине старого города и вовсе не раздавалось ни звука. Только две неслышные тени шли по алее, разрезая величавую тишину надгробий своим негромким разговором.
— ...я был здесь летом сорок первого, сразу как закончил Шармбатон. Вычитал в «Истории магии», мол, на этом кладбище есть могила непревзойденного мастера-деиллюминатора, который унес свой секрет в могилу, — рассказывал Долохов, поглядывая по сторонам, — Мне пришла в голову чудная мысль — быть может, мастер в буквальном смысле велел похоронить себя вместе со своею загадочной мантией. Где же этот склеп... а, так вот же он! Поистине, Смерть любит величие.
Антонин остановился и рукой указал на каменный куб, обрамленный искусной резьбой. По углам куба стояли величавые статуи королевского вида, а на крыше — точеная башня из белого мрамора, похожая на соборную колокольню. Склеп утопал в зарослях кустов, однако выглядывал из них довольно твердо, словно говорил беспеченым растениям — был я здесь до вас, буду и после.

ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ ЧУЕТ, ОТКУДА ДУЕТ ВЕТЕР

---

Edward McDuff  |  Эдвард МакДафф
Обычным оружием убивают только однажды, а словом убивают снова и снова
- Терри Пратчетт "Правда"

полукровный, 42-50, специалист по журналистским расследованиям в газете "Люмос" | John Simm

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

«В кого ты превратился Эдвард?»

Макдафф усмехается сквозь сигаретный дым, трёт заросший щетиной подбородок и путает кофейную чашку с пепельницей. Голос бывшей жены звучит в его голове, точно проделки совести, страдающей от бессонницы. Вопреки распространенному мнению совесть у него есть и очень даже зубастая, просто к ней прилагаются недурные мозги. И они подсказывают — бывают моменты, когда совести не помешает поводок и крепкий намордник.

— Точно не в то, на что ты рассчитывала, Клэр, когда бросила меня.

Она ведь думала, что это паранойя, бред уязвленного самолюбия, когда он утверждал, что Ноби Лича подставили, чтобы сместить с должности Министра Магии. Что если Эдвард не одумается, то угодит или в Азкабан, или в палату для  душевнобольных в Мунго. Она пророчила ему это с такой горячей запальчивостью, что он всерьез стал полагать, что именно на это она и рассчитывает.

Но Эдвард Макдафф, творец «величайшего чуда и величайшей катастрофы магического мира», бывший глава избирательного штаба первого маглорожденного Министра Магии Ноби Лича, не был сумасшедшим. Он тонко чуял, откуда дует ветер. Он мог распознать игру на фактах, поскольку сам ее придумал. Он точно знал, кому лучший его друг поперек горла, кого тошнит от тех слов, что Эдвард вкладывает в речи Лича. И он методично вычислил причастность их всех к заговору, созревшему и исполненному в стенах Министерства. Начиная с Абраксаса Малфоя.

Опасно иметь столь влиятельных врагов, когда влиятельные друзья намерено отворачиваются от тебя. Разгромные статьи Макдаффа по итогам его расследования так и не увидели свет. Тогда он зарылся ещё глубже в постыдные тайны, тщательно оберегаемые чистокровной аристократией, и написал целую книгу, зная, что ни одно издательство не согласится ее напечатать. Он издал ее сам, мизерным тиражом, почти полностью впоследствии изъятым и уничтоженным. Как и его прежняя жизнь.

Почти.

Эту книгу ещё можно отыскать среди тех, кто множил ее копии. Так одна из  них попала в руки главного цензора Спенсера-Муна — и ему Эдвард Макдафф обязан той жизнью, что ведёт теперь.

— Устойчивость всех процессов в магической Британии состоит в том, что она опирается на мощную корневую систему многовековой аристократии,— Спенс неторопливо помешивает чай в своей чашке. Эдвард душит в себе несогласие с его словами и продолжает слушать,— Свалить этот лес представляется задачей невыполнимой. Сжечь его значит пожертвовать очень многими жизнями тех, кто обитает в его тени. Однако нельзя расписываться в бессилии. Нужно выйти из тени. Нужно растить новый лес так, чтобы он был на виду, по возможности стараясь не допускать прежних ошибок. Или оставлять возможность другим указывать, где эти ошибки совершены, чтобы их исправить. Мы, разумеется, не можем в одиночку высадить этот лес. Но мы можем осветить место, откуда он начнется.

«В кого ты превратился, Эдвард?»

Макдафф держит в бумажнике колдографию из своей прошлой жизни. Жена и дети весело смеются и машут ему руками. Он — автор этого кадра. Пророческий снимок, на котором его нет. Дюжину лет нет рядом с детьми, с которыми Клэр запрещает ему видеться.

Он смотрит в ее смеющиеся глаза и отвечает на вопрос, который она не задавала:

В журналиста, Клэр, вот, в кого я превратился. В того, чья совесть спит, когда он проникает на «частную территорию», когда покупает информацию, когда хитростью и уловками добывает необходимые сведения. В актера, меняющего личины по необходимости. В ищейку, упорно идущую по следу. Совесть закрывает глаза на методы, но именно она указывает мне цель.

«Люмос» заменяет ему семью.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

Про "Люмос"

Фактурный, побитый, но не сломленный жизнью Эд МакДафф, человек с необычайно проницательным умом и твёрдыми принципами, непременно должен найти своего игрока! Концепт обсуждаем, я всегда открыт предложениям и поправкам. От себя обещаю интерес к игре, нечастую, но стабильную отпись, помощь в генерации безумных идей, полное отсутствие придирок, претензий и какой бы то ни было ревности. У нас очень тёплая атмосфера, вы обязательно вольётесь.

Для вдохновения сеттингом "Люмоса" рекомендуется к прочтению: Терри Пратчетт - "Правда"; к просмотру - сериал "Большая игра" (State of Play), 2003 года. Если не читали и не видели - не страшно, если читали и/или видели - ну вы всё уже поняли)))

Вскорости (о, я надеюсь, что вскорости!) здесь появятся заявки на остальных членов команды "Люмоса", у меня уже вся компания живёт в голове. Если вам вдруг интересно попробовать какой-то иной образ в этом же сеттинге - милости просим в гостевую.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

стучитесь в гостевую, дам тележку).

---

Пример поста автора (МакДафф тут тоже есть!)

Зажигая на кончике палочки "люмос" в кромешной тьме, нельзя быть уверенным на сто процентов в том, что явит глазам свет, до чего дотянется, что сумеет выхватить из жадных зубов сумрака. В "Люмосе" привыкли готовиться ко всему и, надо заметить, всякого навидались. Но подобного случая припомнить не могли.
Ну, может быть, Спенс мог. На его лице не отразилось ни грамма удивления, впрочем, умеет ли мистер Спенсер-Мун, главный редактор "Люмоса", вообще удивляться, был для его редакции тот ещё вопросец, а они знали толк в вопросах.
Баллинджер, опоздавший на утреннюю летучку из-за того, что его шарф, по обыкновению преследуя его по улице, запутался в ветвях куста, и его пришлось выпутывать под хохот воробьёв, неслышно прошёл в кабинет и, оценив выражения лиц коллег, пристроился на жёсткий стул поближе к Летише. В её руке оставался листок, явно явившийся в это утро центром всеобщего внимания. На него никто не смотрел. Но все о нем думали.
- Ну что ж, - вздохнул Рей с видом святого великомученика, готового великомучиться на благо ближних, - Придётся вспоминать, чем отличается Шираз от Мерло...
- Не дури, Барти, - отмахнулся от него Макдафф, качая головой, - Селвин - не прекрасная дама, не обманывайся тонкой выделкой его шерстяных мантий. Он откусит тебе голову.
Рей ничем не выдал, что был задет, но оказался все-таки выдан - лёгким румянцем, подсветившим скулы. К прискорбию, среди присутствующих не было прекрасных дам, способных это оценить.
Селвин? - Баллинджер перевёл вопросительный взгляд на Летишу, и та протянула ему свой листок.
- Кто видел вблизи его мантии, - проворчал Рей, явно находящийся в поиске того, кому тоже следовало зардеться, не оставив его в одиночестве, - Нотт? Вы родственники вроде?
Баллинджер поморщился, поднимая глаза от листка, увлекательно повествующего о том, что мистер Торнтон Теодор Селвин изъявил желание дать интервью газете "Люмос".
Джастин никак не прокомментировал "Нотта", оставив Барти право немного повредничать с утра.
- Кристал? - честно говоря, в это утро Джастин не находил в себе устремлений поближе рассмотреть мантию Селвина.
Хотя думал об этом прежде и не единожды. И даже беседовал с ним на свадьбе его сестры, так что имел честь оценить мастерство ведения беседы, которое тот демонстрировал всем желающим.
- Ни за что, - отозвалась Кристал сухо, - Я уже говорила с этим парнем, когда случился тот алкогольный скандал c участием стирателей памяти, помните? Он шовинист, каких поискать. Мне он не скажет ничего.
- Что ж, - прозвучал наконец голос Спенсера, который все это время внимательно наблюдал за подчинёнными, - Я думаю, что мы пришли к очевидному выводу.
Джастин поймал взгляд главреда и серьёзно кивнул, поднимаясь со стула. Летиша сделала ему знак, что готова пересказать ту часть летучки, что он пропустил. Люмосовцы расходились по местам.
- Загляни ко мне после обеда, Баллинджер, - Макдафф, выходя, тронул Джастина за рукав, - Расскажу, что удалось нарыть на Селвина.
- Не жалей его, Джастин, - тихо, как будто между прочим заметил Спенсер-Мун, не поднимая глаз, когда Баллинджер последним покидал его кабинет, - Правда это хирург, которому часто приходится работать без обезболивания.

---

Старинный дом в Челси, зачарованный маглоотталкивающими чарами, явил себя Баллинджеру как будто нехотя, с аристократичной ленцой проявляя стройные вытянутые линии. Квартира Селвина ютилась под самой крышей. Почтовый ящик с её номером пустовал - Джастин, конечно же, не преминул туда заглянуть, - но был зачарован и вполне мог содержать скрытую корреспонденцию. Снимать чары Джастин не рискнул, не стремясь портить атмосферу беседы заранее - он и так прикидывал свои шансы на искренность Селвина в пропорции один к двадцати, несмотря на то, что тот сам предложил взять у него интервью. В самом деле, в случаях, когда Селвин говорить вообще не хотел, шансы снижались до одного к паре сотен.
Чисто выметенная лестница с коваными перилами вела в паучью обитель властителя алкогольного рынка, круто разворачиваясь совсем крошечными площадками в концах пролётов. Джастин, поднимаясь, с любопытством разглядывал двери, таблички на которых в большинстве случаев хранили девственную гладкость полированной меди.
— О, - заявил Селвин, смерив Баллинджера взглядом.
В своё "о" он сумел вложить продолжительную речь о современной магической моде и элементарных правилах хорошего тона, обязывающих уважающего себя репортёра наносить визиты исключительно в визитках, не забывая выгладить сорочку, и непременно использовать серебряную булавку для галстука.
Джастин забыл, есть ли у него галстук вообще - возможно, был утерян в суматохе очередного скоропостижного переезда, - но Селвин мог бы помнить, что когда-то галстук был. На свадьбу своего старого и не очень доброго дядюшки Джастиниус, помнится, явился при галстуке, и на нём даже красовалась булавка. Там он её, впрочем, и потерял.
Сам Торнтон, разумеется, выглядел безукоризненно, в соответствии с ситуацией, временем суток, погодой и социальным статусом. Тем, которым располагал до своего путешествия в Азкабан, конечно.
Квартира несколько нивелировала общий уровень зубысводящего аристократизма - она куда больше напоминала жилища, в которых обретался обычно сам Джастин, чем особняк его отца - и отца Селвина. Тесное, сумрачное помещение, минимум мебели, потёртые обои, старый паркет. Торнтон явно не жил здесь - даже кровати в единственной комнате гость не увидел, впрочем, в кровать можно было трансфигурировать тот же шкаф.
Джастин вежливо улыбнулся Селвину, рассудив безмолвно, что господину бывшему руководителю подразделения регулирования алкогольного рынка, легилименту, шантажисту и вымогателю и - не доказано! - по совместительству также пожирателю смерти будет приятно расположиться на пару ступенек выше, нежели посетивший его репортёр. Хоть происхождения они оказались равного, Баллинджер не прочь побыть здесь человеком в мятой рубашке с шерстью низла(возможно) на пиджаке.
Всё равно вопросы здесь задавать будет именно он.
Поблагодарив хозяина за оказанную ему лично и "Люмосу" в частности честь, Джастин устроился в одном из кресел, приготовил блокнот и коротко, решительно выдохнул, поднимая глаза на своего визави.
Он полагал, что знает, для чего Селвину понадобилось это интервью, хоть не понимал до конца, по какой причине легилимент остановился именно на "Люмосе", тогда как мог бы избрать любое издание, в том числе вольготно расположиться в вотчине мистера Нотта, чью тень за спинкой своего кресла Джастин ощущал в это мгновение так отчётливо.
- Итак, мистер Селвин, поскольку вы сами были инициатором сегодняшней беседы, я считаю необходимым предоставить вам вступительное слово, которое непременно будет донесено до наших читателей. Вы долгое время отказывали в интервью, в том числе и нашему изданию. Раз вы сменили свою позицию, стало быть, теперь вам точно есть, что сказать?

Rupert Foster  |  Руперт Фостер, 40-45 | Глава отдела аннулирования случайного волшебства | Нейтралитет или ПС

---

Apocalyptica - Path Vol. 2

Colin James Farrell

Ты – левая рука главы департамента. Большинство сотрудников нашего отдела считают, что без тебя третий уровень не был бы таким, каким он есть сейчас, в лучшем смысле этого слова. Ты - профессионал высшего класса, любящий свою работу по многим параметрам: от её мобильного характера и до способности напрямую влиять на происходящее. Некоторые желали бы видеть тебя на посту руководителя департамента, однако ты знаешь, что хороший специалист и хороший управленец – далеко не одно и то же.
Ты имеешь деловую хватку, гибкий ум, великолепную реакцию и способность трезво мыслить в стрессовых ситуациях, а это одни из самых ценных навыков для нейтрализаторов случайного волшебства.  Говорят, что ты – одиночка, индивидуалист, но это не совсем так. Возможно, это следствие профдеформации. Или, всё же, некие собственные тайны?

---

Nota bene. Если будет желание сменить внешность - просьба заменить хотя бы на аналогичную. Имя и фракция свободно менябельны. Специализация в плане магических дарований на выбор игрока, неупомянутые данные - тоже. Однако я подразумеваю, что Руперт – специалист широкого профиля, эдакий мастер на все руки, что прекрасно позволяет ему справляться практически с любыми непредвиденными обстоятельствами. Поэтому Фостер особенно ценен «в поле» и редко протирает штаны в кабинете, предпочитая оставлять некритичную бумажную работу на зама/секретаря. А казусов, поверь, у нас хватает. Особенно в последний год.

ЖДУ ХОРОШЕГО ПАРНЯ

---

Cameron MacFusty  |  Камерон МакФасти
Говорят, что в каждом законченном цинике живет несостоявшийся романтик.

чистокровный, 36 лет, драконолог в фамильном заповеднике |sam heughan

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

[indent]Мы познакомились с тобой в Хогвартс-Экспресс в наш первый день. Ты, я и мой большой чемодан со сломанной застежкой. В общем, было бы романтично, не будь на по одиннадцать лет. Еще и Шляпа, стерва старая, развела нас по факультетам, сочтя меня умной, а тебя... ну ты сам знаешь, кем. Правда, нашей дружбе это не особо помешало, мне было с тобой легче, чем с девчонками, да вообще с тобой всегда было легко и просто. Ты ловил мою руку в попытке затеять драку с заносчивыми мальчишками, ты помогал мне там, где у меня были сложности. В дуэльном клубе я была твоей мотивацией стать лучше, чтобы меня переплюнуть, но наши соревнования никогда не переходили в нечто ужасное и неправильное. Ты показал мне драконов, не раз приглашая на Гебриды, и мы оба знали, что наша дружба не закончится даже тогда, когда закончится школа.
[indent]Наверное, я думала, что тебя быстро женят, но именно я сообщила первой, что выхожу замуж и попросила меня поддержать, быть моей подружкой невесты, моим посаженным отцом. Гиббон тебе не нравился, но я не обращала внимания на это, и неожиданно для меня, ты фактически отстранился от всего происходящего. Почему? Не расскажешь даже годы спустя? Или, может, выпьем бутылку огневиски на двоих и ты мне все-таки объяснишь?
[indent]Ты уезжал из Британии, спасал драконов, привозил их в заповедник, обзаводился новыми знакомыми. Я писала письма. Не поверишь, Кэм, ты единственный, кому я писала письма, я ненавижу их писать, но тебе писала. Постепенно мы восстановили эти отношения, твоих подружек я знала поименно, и меня они почти не бесили.
[indent]Именно я завербовала тебя в Орден. Хотя фу, какое слово - завербовала. Я тебе предложила стать частью чего-то большего. А ты согласился, как-то быстро и легко, словно тебе не хватало остроты в своей жизни. Поразительно, драконологу не хватало остроты. Теперь мы были на одной стороне, ты решил, что обязан обо мне заботиться, хотя я этого не просила. Мы нашли повод для ссоры из-за Гиббона - снова, но когда погибли мои родители, ты был рядом, за что огромное тебе спасибо. Ты не даешь мне совершить ошибку, которая может стать фатальной. А еще ты назначил себя тем, кто отберет у меня палочку, когда я доберусь до убийц моих родителей и младшего брата.
[indent]Не уверена, что у тебя получится, но посмотрим.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

[indent]Странная такая дружба от которой бывают дети, но на самом деле это не про нас с элементами броманса. На самом деле МакФасти единственный нормальный мужчина в жизни Амелии, чьи отношения вообще не очень-то разборчивые. Камерон не считает, что Амелия не умеет любить, но знает, что она видит мир в ином свете, и ей нужна помощь связи с социумом, ну вот такая она. В меню у нас флеши, орденские приключения, странное настоящее, спасение драконов, а еще бонусом приложится история с одним любопытным драконьим артефактом и его владелицей. Вам понравится.
[indent]Внешность хотелось бы эту, очень хочется больше рыжих и таких красивых.
[indent]А еще есть заявка на сестру.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

начнем с гостевой, а там в тг

---

Пример поста

В последние дни что-то странное происходило, будто память решетом становилась. Амелия приходила домой, падала спать, поутру не помнила ничего толком, но вдумываться в это она не хотела. Какие-то детали ускользали плавно, постепенно, мягко лавируя между осколками более серьезных воспоминаний. В голове звоном проходило предупреждение об опасности, но чем дальше, тем реже на него Боунс внимания обращала, будто не что-то серьезное. Ну мало ли, сил было не много, времени еще меньше, от рабочей загруженности можно было собственное имя забыть. От внерабочей — имя брата.
Амелия трет висок. Чай стынет настолько, что лимон вянет в напитке. Боунс вздыхает, с некоторым удивлением смотрит на строчки на пергаменте. И в упор не может вспомнить, чтобы писала их, как и не может вспомнить, что к этому привело. Раздраженно стучит ногтями по столешнице, оглядывая беспорядок на столе. Все как обычно, и ничего нового, кроме записки, ну да ладно. Наверное, пора что-то пить от памяти. Молодая еще, конечно, для этого, мать будет искренне возмущена нездоровыми нитями настроений. Но в целом и это можно перетерпеть.
— Боунс, ты долго будешь смотреть в пустоту?
Писгуд склоняет голову к плечу, рассматривая Амелию. Амелия пальцами пробегает по недавно обрезанным до каре волосам, задумчиво изучает лица своей группы. Точно. Им нужно разобраться с текущими делами, им нужно спланировать следственные мероприятия, а в голове какая-то совсем уж неприличная пустота.
— Значит так...
Взгляды в сторону Амелии беспокойные, беспокойнее остальных взгляд Эммилин. Боунс не привыкла неловкость ощущать, но сейчас ручку в руках вертится, на месте не стоит, нужно записать план действий, нужно разобраться с делами.
— Сэвидж, давай ты проверишь хозяина той лавки в Лютном, контрабанда явно через него пошла, но он отмалчивается. Попробуй схитрить, ну или не знаю, империо запрещаю применять... что?
Несколько пар глаз в немом удивлении впиваются в Боунс. Это что, реакция на шутку? Амелия славилась неподкупностью и умением следовать всем догмам закона, четко выполняя установленные правила, чтобы дела были проведены с точностью, без изъянов и возможности обойти конечное решение.
— Мадам старший аврор, я, конечно, все понимаю, и характер у меня дерьмовый, и сложности я тебе доставляю, но я еще вчера выполнил это твое распоряжение, и протокол в деле, ты его даже читала. Не помнишь, что ли?
Перо в пальцах Амелии замирает. Как и она сама. Ведьма сглатывает. Это уже нехорошо. Она не помнит ничего подобного, ни то, что отдавала уже это распоряжение, ни факт его выполнения Сэвиджем, и уже напрашивается новый вопрос: что еще Амелия успела забыть? Она трет висок. Последнее, что ей нужно, лишиться своего статуса железной ведьмы без слабостей, но, похоже, реноме начинает трещать по швам. Штопать дырки Амелия никогда не умела, из-за чего отчаянно сокрушалась ее мать.
— Ладно, — Амелия поднимается из-за стола, — все знают, кто что должен делать, дерзайте.
Она выходит из кабинета в коридор, делает несколько шагов, присаживается в полутемную нишу, в которой не сразу рассмотришь сидящего. И запускает пальцы в волосы. Взгляд скользит по полу, изучая его причудливые узоры и модные туфли, прикупленные вчера на распродаже со скидкой в пятьдесят процентов не потому, что денег нет, а потому, что скидка это всегда выгодно. Но с головой уже, похоже, беда. Совсем беда. Вот только как найти время на лечение, когда его катастрофически нет. Туфли и те куплены по пути от Министерства до дома, и через пару дней они займут место на полке, уступив ножки Амелии объятиям старых стоптанных тапок, в которых удобно бегать за преступниками.
Только какой в этом толк, если она скоро не вспомнит ни одного заклинания?
Пока помнит. Амелия в голове прокручивает одно за другим отработанные годам заклинания, ладно, нормально, помнит — уже хорошо. Может, и правда таблеточки, зелья, и все будет хорошо? Ну забыла, ну с кем не бывает?

СТАРШЕГО БРАТА

---

Edgar Bones  |  Эдгар Боунс
Разрушительный потенциал в каждом безграничен.

полукровка, 37 лет, глава хит-визардов? заместитель главы хит-визардов? |adam demos

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

[indent]Первенец и гордость родителей. Ты всегда и во всем первый, после тебя можно не пытаться своими успехами хвастаться, ведь там, где достиг высот ты, нечего делать было, ни мне, ни нашему младшему брату Эдриану. И все же, я пыталась: я повторяла твои успехи, в чем-то я была лучше. Я находила приключения на наши пятые точки, после которых тебе приходилось брать вину на себя, ведь тебя ругают меньше. Так было до школы, так было в школе. В Хогвартсе мы были параллельными прямыми, которые не пересекались - но так мне казалось. На самом деле, ты делал для меня больше, чем я думала. И все за моей спиной, и я ничего об этом не знала. Ты знал, что я хотела стать аврором, и решил выбрать для себя будущее хит-визарда, чтобы не маячить на горизонте.
[indent]Когда я пыталась хотя бы замуж выйти раньше, чем ты женишься - ты лишь губы поджимал молчаливо. Орест Гиббон тебе не нравился, но любая попытка пойти наперекор моим желаниям для тебя заканчивалась скандалом, на твоей стороне были родители, Эдриан держал нейтралитет. Не знаю, пытался ли ты защитить меня от упреков родителей, но вряд ли мы могли с тобой об этом поговорить.
[indent]В твоей жизни все было прекрасно: работа, девушки, внимание. Но вокруг разгоралась война, и эта война не могла оставить тебя равнодушным. Свой выбор в пользу Ордена Феникса ты сделал быстро, и лишь спустя определенное время ты пришел ко мне с предложением вступить в организацию. Я тебе отказала. Мы впервые за пять лет могли бы с тобой откровенно поговорить, но у нас сложно с этим было. Ты ушел без моего положительного ответа, но вскоре я сама к тебе пришла с вопросом, в силе ли твое предложение. Так мы снова перестали быть параллельными прямыми и встречались не только по работе и на пятничных ужинах в отчем доме.
[indent]Война забирала близких, твоих, моих, общих. В такие минуты ты искал поддержки у меня, я ее давала очень скудно, но в наших с тобой родственных отношениях установилось хрупкое, зыбкое перемирие. Рухнувшее осколками, когда погибли родители и брат.
[indent]К январю 81 года ты женился и стал отцом. Дочери, названной в честь нашей матери, было около полугода, она болела и ты остался с ней и женой дома в тот день, а меня задержал мой бывший жених. Родителей и Эдриана убили, убивали жестоко, не брезгуя пытками. Мы оба понимали, что кому-то из нас мстили, а может и обоим. Казалось бы, в такие тяжелые времена мы должны были пойти на сближение, но когда я тебе рассказала, что Гиббон в тот вечер меня задержал, и я его подозреваю в причастности, ты пришел в бешенство. И во всем обвинил меня. Почти что выровненные отношения превратились в прах.
[indent]Это была не последняя потеря. Уже на самом финише войны, фактически ее финальной точкой стали убитые Фрэнк и Алиса Лонгботтомы. А потом потянулись аресты и суды, которые венчали приговоры виновникам, пусть и не всем. Казалось, наступило мирное время. Живи и радуйся. Но легко ли это, Эдгар? Получается? Как тебе спится ночами? Не снятся те, кого не вернуть потому, что мы где-то ошиблись и принесли их в жертву? Нет ли у тебя комплекса выжившего? Потому, что у меня есть, пусть и не такой острый. И я все еще ищу того, кто убил наших близких.

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

[indent]Взаимоотношение Эдгара с миром, мотивация и привычки, история личных отношений, все это я не прописываю, все это вы решите для себя сами, а я чуть-чуть могу подсказать какие-то детали. Эдгар может жениться на Глории из-за случайно беременности, а может хотеть этого, может сейчас жаждать развода, быть в сложных отношениях или наоборот, в идеальных. Все на ваше усмотрение.
[indent]Отношения с Амелией сложно-сочиненные, осколочно-стекольные. Станет ли проще, неизвестно, но, возможно, сейчас они смогут поладить, а может все ухудшат. Наверное, будь между ними не год разницы, а больше, все было бы проще. А так Эдгар, который считает своей обязанностью заботиться о сестре, нарывается невольно на врожденную независимость и самостоятельность Амелии, что отдает легким флером неразделенной любви. Вот только чьей? Я не предлагаю вам падать в инцест, между ними никогда ничего не было в этом плане, но я предлагаю вам рассмотреть вариант, где в другом каждый из них чувствует свою половинку души, от чего все только становиться хуже. Вместе никак, врозь - еще хреновее.
[indent]Внешность обсуждаема, но хочется что-то свежее, не затасканное на ролочках.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

приходите и смело идите в лс, телеграм обязательно дам

---

Пример поста

[indent]Спать невозможно. Амелия закрывает глаза и видит тела родителей, тела Эдриана. Если мать убили сразу, то отца пытали, а брату досталось за явную попытку сопротивления. Всю картину, более-менее точно, почти сразу же восстановил Сэвидж. И теперь оставалось дело за главным, найти тех, кто это сотворил. Отсутствие метки над домом не приносило уверенности, что это не Пожиратели. Да, они стремятся сообщать о своих преступлениях, но могут и скрытничать, мстя особо рьяной сотруднице Аврората. Эдгар который день методично твердит, что это не ее вина, что мстить могли и ему, на что Амелия только смеется с долей истерики, отказываясь спорить. Ей не легче. По большому счету ей все равно, кто виноват в смерти родителей и младшего брата, она хочет найти и лично убить.
[indent]Лучше всего повесить на ветке, чтобы убийцы сдыхали долго, памятуя о том, кого они убили.
[indent]Сырой воздух врывается в легкие ранним утром, когда Амелия выходит из дома. Идет по неочищенным еще улицам, плывет в полумраке серости с белыми оттенками грязного снега. Рождественские украшения на магазинах и кафешках, окнах жилых домов, кажутся чем-то кощунственным, отбиваясь болью в легких.
[indent]Когда она вошла в дом, под ногами хрустели осколки разбитых елочных игрушек. И этот звук похож на хруст снега, от чего ее саму начинает подташнивать.
[indent]Она не аппарирует, а проделывает весь путь пешком до самого Министерства. Кончики волос начинают подвиваться от сырости, дважды она ступает в лужу, оставляя на коже сапог размытые грязевые следы. Амелия ничего этого не замечает, ей будто бы все равно, ступор хватко держит ее, не давая сорваться. Завтра похороны, которые она бессовестно спихнула на Эдгара и его жену. Амелия не разбирается в цветах, гробах и кладбищах, но зато она разбирается в том, что опоздала не просто так - по вине Гиббона. И эта мысль все дни просто вьется ниточкой вокруг, только сейчас собирается алыми крестиками вышивки на полотне невидимой картины преступления. Нужно вызвать Ореста, нужно задать ему вопросы. Совпадений в таких ситуация не бывает, как ни старайся их рассмотреть, и Амелия уже составляет план допроса, медленно отмирая из собственного состояния всеобъемлющего горя.
[indent]Уже в кабинете, где обитает ее группа, Амелия стаскивает отсыревшую мантию. Раннее утро спасает ее от сочувственных высказываний и бесполезных соболезнований. Завтра их будет много, завтра каждый будет считать своим долгом подержать ее за руку, выказывая приступы жалости, за которые хочется придушить. Не надо ее жалеть, ей это не поможет, а мертвым это, тем более, не нужно, что бы там не щебетала Глория. Амелия наливает себе большую чашку чая, оставляя ложку размешивать содержимое, и оборачивается к Сэвиджу:
[indent]- Ты покажешь мне отчет с места убийства моих родителей?
[indent]Сэвидж, кажется, здесь ночевал. Помятый вид, взъерошенные волосы, из-под свитера выглядывает вчерашняя рубашка, а он редко носил одну рубашку два дня, если имел возможность вернуться домой. И Амелия чувствует, как под ложечкой начинает сосать, как над головой сгущаются тучи. Она уже знает, что он сейчас скажет, но не торопит его, пока Сэвидж подбирает слова, чтобы отказать.
[indent]- Мел, пойми, это не я так решил, - начинает он издалека. Отводит взгляд, изучает старый стол, мебель тут вечная, Боунс вот уверена, что она помнит еще авроров века девятнадцатого.
[indent]Ложка начинает быстрее в чашке двигаться, звеня о стенки, отбиваясь сбивчивым ритмом готовой взорваться истерики.
[indent]- Ну...
[indent]Сэвидж мнется. Амелия кивает.
[indent]Зачем нужен ответ, если ты и так все понимаешь? Боунс резко разворачивается на каблуках, ложка замирает в чашке с чаем, дверь за ведьмой хлопает так, что со стен осыпается не только штукатурка, но и спящий на паутине в углу паук. Похоже, для него это тоже стало стрессом, такое напряжение, шлейфом потянувшееся за Амелией. Она идет уверенно в сторону кабинета главы Аврората, в стремлении влететь в него без стука и потребовать, чтобы дело Боунсов оставили ей, вопреки всем правилам и инструкциям. Но ей плевать на правила, сейчас она не хочет работать в их рамках. Пусть с ними считается кто-то другой, а она уже семнадцать лет отработав имеет право требовать для себя это расследование, ведь она лучше всех знает, что к чему.
[indent]Ее злость разбивается совершенно неожиданно о запертую дверь. Амелия дергает за ручку, со всей дури лупит по двери, распугивая домовиков, которые проводят утреннюю уборку и проходящих мимо стажеров. Но этого мало, и Боунс бьет ногой по двери, в надежде, что она откроется, хотя и так понятно, что за ней никого нет. И стучится она в пустоту.

БЛИЗНЕЦЫ КРОСС

---

Jane Cross  |  Джейн Кросс
So you can throw me to the wolves
Tomorrow I will come back
Leader of the whole pack
Beat me black and blue
Every wound will shape me
Every scar will build my throne

полукровна, 27, частный детектив |Krysten Ritter

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Ты цинична, груба, и прямолинейна. В добро не веришь, во зло - тоже. Магический мир разочаровал тебя, как и все человечество.

Ты родилась в доме, где совершенно всем на всех было наплевать. Одна из старших из десяти братьев и сестер, из которых еще не ясно кто был родным а кто двоюродным, ты скорее выживала, чем жила. Ор, драки, бедность, стыд. Изо дня в день, изо дня в день. Кому некогда, кому нет дела — какая разница, "взрослые" никогда ничего не решают, и поэтому ты всегда решала все для себя, с самого детства. И никто не был тебе указом — потому что у тебя никогда не было выбора.

Твоя мама - сквиб, твой отец - маггл в долгах по уши потому что он и правда считает, что однажды выиграет в лотерею или его лошадь придет первой к финишу. Единственным утешением был брат, с которым вы делили все, начиная от утробы и заканчивая ответственностью за младших братьев и сестер, за которыми кому-то надо было следить.

Ты умела воровать еду, начистить лицо парням из соседского двора, и списать экзамены в школе, в которую тебе некогда было ходить. Да и учебники, в общем-то, не на что покупать. Ты не хотела бы всего этого уметь, но едва ли у тебя когда-то был выбор. Это мир, в котором ты оказалась. Это карты, которые выпали на руки. И ты их взяла и начала с их помощью выживать так, как умела.

С тех пор, как тебе пришло в Хогвартс, стало полегче хотя бы во время обучения, пускай шлейф из всех родственников и из бедности до сих пор шел за тобой по пятам изгибающимися тенями. Но ты была сильнее этого всего. Девочка, которую не впечатлить жестокостью, и от которой не получить тяжких вздохов впечатлительной натуры. Прямолинейна как стрела — мало следит за собственным языком а иногда и кулаками, если так будет нужно.

Ты вступила в дуэльный клуб и вскоре стала его победителем. Ты стала охотником команды по квиддичу и забила рекордное количество голов. Пускай ты может и не любила копаться в книгах в поисках ответов на вопросы, но сила, меткость, и таланты к боевой магии не давали промаха. Все ответы на свои вопросы ты могла из кого угодно выбить.

В школе ты была чуть менее цинична. Почему? Потому что ты все еще верила, что все может быть иначе. Что ты и правда сможешь изменить не только финансовую ситуацию своей семьи, но и даже уголовную ситуацию всего мира. После выпуска из Хогвартса ты вступила в ряды хит-визардов, и работала в них несколько лет, пока магический мир не выплюнул тебя как старую жвачку.

Произошел несчастный случай. Во время операции по поимке преступника, он бежал и взял в заложники несколько магглов. Ты приняла на себя риск, ты ринулась в бой, ты задержала преступника, и, в общем-то, сделала все правильно. Вот только правильное твое решение закончилось случайной смертью двух магглов.

Так бывает, это случается, это часть работы. И в то же время командир той операции кинул тебя под поезд, сбросив ответсвенность за его собственные ошибки тоже, и умыл руки, пока ты погрязла в пучинах разборок и бюрократии Визенгамота. А под конец тебя уволили. Не просто уволили, из тебя сделали пример. За все те годы, что ты им отдала, и за прекрасную службу, ты получила официальное заявление и пинок под зад.

С того момента ты быстро поняла, что аврорат со всем своим министерством может идти на хуй, и в своей жизни разбираться ты будешь сама. Что же, у тебя в качестве частного сыщика получается отлично.

---

James Cross  |  Джеймс Кросс
My dreams are not unlike yours
They long for the safety
And break like a glass chandelier
But there's laughter and oh there is love
Just past the edge of our fears
And there's chaos when push comes to shove
But it's music to my ears

полукровен, 27, аферист-контрабандист (твоими словами, "предпрениматель") |Robert Sheehan

---

ПОДРОБНОСТИ

ОБЩЕЕ ОПИСАНИЕ

Свой первый кошелек ты смог успешно своровать в шесть лет. До этого тебе достаточно часто прилетало от внимательных людей, но ты быстро лечил свои синяки да ссадины и отправлялся дальше тренировать свои несравненные навыки. Твоя мама — сквиб, твой отец — маггл в долгах по уши потому что он и правда считает, что однажды выиграет в лотерею или его лошадь придет первой к финишу. Для своих братьев и сестер ты становился отцом, но ответственности в тебе в связи с этим не прибавлялось, даже когда количество детей перевалило за десяток а ты был уже весьма себе взрослым человеком. Ты "воспитывал" их брать своими руками все, что им нужно, и не просить ни прощения, ни разрешения. Обидели — дай сдачи. Только и всего. Благо, что рядом с тобой всегда была сестра-близнец, которая если что могла дать сдачи еще больнее, чем ты.

Хогвартс тебя мало привлекал. Стоило тебе только пережить первое восхищение собственной мягкой кроватью и кучей бесплатной еды, что появлялась перед носом, ты быстро начал скучать в этом месте и чувствовать себя загнанным в угол зверем. Ты не знал что такое правила и уроки, ты не умел быть таким правильным школьничком, которого пытались сделать из тебя учителя. Ты не учился, не писал эссе. Но зато достаточно быстро научился зарабатывать галлеоны на продаже каких-то невиданных смесей, которые якобы должны были помогать с экзаменами. Ты списывал во время экзаменов совершенно виртуозно, а позднее продавал свои планы списывания другим. И главное ведь не пойман — не вор. А часть оставшихся денег даже иногда отдавал младшим братьям и сестрам. Ты может и подлец, но у тебя есть сердце.

Просидев не одну сотню отработок и наказаний, на старших курсах ты был выгнан из школы и твоя палочка была переломана пополам. Громкое и совершенно неприятное дело, и ты не то чтобы сильно волновался по этому поводу, пускай репутации твоих родственников это совсем не помогло. В тот же день ты, благодаря своим уже наработанным преступным связям уже раздобыл себе новую палочку и навсегда покинул Хогвартс не оборачиваясь назад.

Сейчас ты знаешь уголовный мир вдоль и поперек. И пускай рыбешка ты совсем небольшая, но ты плаваешь средь акул быстрее, чем они успевают даже замечать. И, кажется, что происходящее в этом мире ты знаешь все — и достать ты тоже можешь что угодно, стоит только попросить. Создавать галлеоны из ничего это твой главный талант, и ты им можешь по праву гордиться.

Ты хороший человек, всегда им оставался, несмотря на свое прошлое. Украсть у воров - дело практически даже благородное. Когда законом была запрещена газета "Люмос", ты вызвался помогать ее распространять практически добровольно, а на самом деле только с легкой помощью Цереры. И именно твоими руками оппоиционные новости облегают весь остров.

---

ДОПОЛНИТЕЛЬНО

Мы познакомились в 1974 году, когда Церера и Харон потеряли своих родителей и временно переехали жить к вам как к дальним родственникам. Родства у нас седьмая вода на киселе, и в то же время на какое-то время мы стали одной семьей, хоть и сомнительной. С Джейн и Джеймсом у Цереры сложились отличные отношения, и потому они остались на связи все это время, и наверняка связутся еще несколько раз.

СПОСОБ СВЯЗИ С АВТОРОМ

начнем через гостевую, потом можем обсудить!

---

Пример поста

Первая мысль, что пришла Церере в голову, это что она впервые в жизни, чуточку, на какое-то мгновение начала понимать своего брата. Нет, не его безумные мысли о чистоте крови и попытке выкарабкаться в какое-то там высокое положение (где? зачем? куда?), но о том мире, в котором они сейчас находились. Церера вдохнула в себя свежий вечерний воздух, надеясь на то, что корсет это единственное, что сейчас сдавливает ее внутренние органы. Оказалось, что дело не в душноте помещения.

Что-то давило на душу, что-то совершенно иное. Корсеты никогда ее раньше не сдавливали, туфли не жали, и шпильки никогда не вкалывались в скальп. Красота, грация, и разговоры о погоде давались ей так же естественно, как деревьям выращивание листьев или птицам пение. Она была идеальна, она была правильна. Она была рождена в общество, в котором ей было суждено быть и она все и всегда делала правильно. Так почему же так тошно на душе? Почему сейчас, находясь на прекрасном приеме и восихитетельном ужине, она чувствовала себя так, будто она находится где-то не там, где должна быть?

Услышав за собой дверь открывающейся двери, Церера выпрямилась (не то чтобы она могла или собиралась в какой-то момент согнуться), изменила свое лицо на вежливо-приветливое, и развернулась в сторону посетителя, ожидая увидеть перед собой либо свою мать, либо... нет, на самом деле, кроме Седны она никого не ожидала. И потому когда перед ее лицом оказалась фигура Джастина, она на мгновение замерла, словно бы на маггловской колдографии.

Она понятия не имела, как именно ответить на его вопрос. Честно? Честно ей хотелось сказать, что весь этот мир казался свитером, вывернутым наизнанку. Вроде бы таким же, как раньше, но на самом деле совершенно иным. Уродливым, странным, неузнаваемым.

Смерть отца разнесла на куски и ее жизнь, и ее семью, и в принципе понимание мира. И Церера, пускай прошло больше года, до сих пор не понимала, как именно ее мать вернулась из Азкабана и решила, что все может встать на свои места. Нет заклинания репаро, что может изменить то, что произошло. Нет такой магии, что могла и правда вернуть все на свои места так, будто Церера никогда не была бедной, никогда не была вмиг осиротевшей, никогда не была в полном одиночестве и не увидела мир с той, с другой стороны.

Седна тоже, казалось бы, упала настолько глубоко, что не должна была подняться. И все же, Седна поднялась. А что Церера? Церера, вероятно, так не могла, не умела.

Ее поместье, ее комната, все эти званые вечера, они были точно такими же, какими были и раньше. Но сейчас, в отличе от пары лет назад, они больше не казались такими же сверкающими и наполняющие душу теплом. Свитер, вывернутые наизнанку, заставлял ее кожу чесаться. И она не могла это больше терпеть.

— Я... — Церера не запиналась. Никогда. И, тем не менее, сейчас она не знала, что ей ответить на такой простой вопрос. Слова сложились в голове сами собой «спасибо за внимание, мистер Нотт, мне захотелось посмотреть на закат. Ах, как же он прекрасен, не правда ли?» Так было нужно, так было правильно. И, тем не менее, Джастину не хотелось врать. Звать его «мистер Нотт» тоже не хотелось.

Она помнила его со школы. Умного мальчика, что писал газету. Внимательного мальчика, который обсуждал ее строки и просил писать больше. Понимающего мальчика, когда Церере пришлось сказать, что она больше не будет писать в его газету. Потому что это было не аристократично, конечно же. Джастин был умен, он был смел, он был внимателен. Он был добр к ней когда ее семья разлетелась на куски и оставался добр после того, как все вернулось на круги своя. Иначе бы она не написала статью ему в газету. А затем еще одну.

Под псевдонимом, конечно же. Аж под двумя псевдонимами. И у Цереры не было никакой причины полагать, что после стольких лет он сможет узнать ее руку. Что после стольких лет он даже мог предположить, что вышколенная, идеальная, спокойная, и такая аристократичная Церера Блишвик могла собственной же рукой написать нечто настолько... революционное.

У нее не было причин прятаться. Их никто не слышит. И в то же время Церера не была готова на искренность. Не в отсутствие псевдонима, право.

— Я давно не видела тебя, Джастиниус, — она не станет говорить ему, что ей трудно дышать. Не станет говорить ему, что ее мир казался каким-то чужим. Не станет говорить ему, что она знает и тайком порой даже читает эту его газету «Люмос». Не станет говорить ничего, потому что леди не показывают слабости. Потому что леди улыбаются. И потому что тогда, когда Церера не понимала, что ей делать, она привыкла поступать единственным способом — упрямо делать вид, что ничего не происходит. — Все отлично, правда. Банкет невероятный, семья Яксли очень постаралась. — Не всем дан талант врать настолько открыто. — Как ты?

Это должен был быть обычный вежливый разговор ни о чем.
Но Церера совершила ошибку. Потому что Церера недооценила проницательность Джастиниуса Нотта. Или вернее нет, Джастина Беллинджера